Непролетарское происхождение

Он был одним из первых отечественных джазовых композиторов. Его называли иногда «отцом советского джаза» и даже «последним аристократом джаза».

Генрих Романович Терпиловский (1908 – 1988) – уроженец Новгорода. После переезда семьи в Ленинград сдал экзамены в политехнический институт, но принят не был из-за непролетарского происхождения. Отец был из шляхтичей, да еще полковник царской армии. Тогда Генрих, уступив просьбам матери, поступил в сельскохозяйственный институт. Одновременно учился в музыкальном техникуме, и оба курса закончил в 1931 году. Позднее он окончил и Ленинградскую консерваторию, по классу композиции.

Некоторое время работал экономистом, но музыка забирала юношу все сильнее. Еще в середине 1920 х Терпиловский увлекся джазом, играл в различных танцевальных ансамблях, писал аранжировки. В 1929 году написал оркестровую пьесу «Джаз­лихорадка», которая стала одной из первых советских джазовых композиций (исполнена впервые джаз­капеллой 23 марта 1930 года, записана в 1934 году Всесоюзной ­кинохроникой в исполнении джаз­оркестра под руководством А. Варламова). В 1930–1934 годах Терпиловский написал ряд произведений для джаза, в том числе «Варьете», «Иллюзион», «Блюз Моховой улицы».

В 1933 году его включили в ленинградскую комиссию по джазу, где вместе с ним работали Дмитрий Шостакович, Исаак Дунаевский. В 1934–1935 годах Генрих возглавлял молодежный эстрадный оркестр Ленинградского обкома ВЛКСМ, который выступал в кинотеатре рабочей молодежи (КРАМ). По заказу Ленрадио в 1934 году Терпиловский написал вокальный цикл на слова Ленгстона Хьюза «История негра». В том же году, после убийства Кирова, блестящее восхождение молодого дарования было насильственно прервано и началось его многолетнее хождение по мукам…

Дорогие мои пермяки

Трижды за свою жизнь Терпиловский подвергался необоснованным репрессиям. Прошел через сталинские тюрьмы, лагеря и ссылки. Не зря друзья переиначили его фамилию как «Многотерпиловский».

Но и в условиях неволи он занимался творчеством. В 1940 году создал водевиль «Девушка­гусар», в 1943 м – оперетту «Я вам пишу» (оба произведения поставлены в филиале Хабаровского театра музкомедии). Приехав в Пермь в 1946 г., руководил эстрадным ­оркестром и народным театром музыкальной комедии, во Дворце культуры им. Свердлова, затем работал дирижером оркестров в кинотеатрах, в драмтеатре. Писал музыку к спектаклям областного драматического театра, театра кукол; сочинил три балета, которые поставлены в Перми и Горьком. Музыку сочинял в разных жанрах: создал симфонию «Амок» (1965), симфоническую фреску «Молодость Кубы» (1980), «Уральскую рапсодию» (1955), «Мексиканскую рапсодию» (1960),
15 хоровых произведений, в том числе кантату «Урал» (1957), «Кантату о Перми» (1973). И более 100 песен и инструментальных пьес для эстрадных и джазовых составов.

В те годы известность пермского композитора вновь перешагнула границы страны. В 1966 и 1967 годах он был членом жюри международных таллинских фестивалей, в 1975–1980 годах ездил почетным гостем на «Джаз­джэмбори» и «Варшавскую осень». Многие его произведения изданы в столичных сборниках.

Более десяти лет Генрих Терпиловский возглавлял объединение композиторов Прикамья (оно было создано при Пермском областном доме народного творчества. Профессиональное отделение Союза композиторов появилось в Перми много позже, в 1990?е годы, и прочную базу для него заложил Генрих Романович – «пермский Дон Кихот».

Рандеву на Красной линии

Нет, кто ждет от нас восторженного, в розовых тонах рассказа о любви композитора­-арестанта и его верной подруги­певицы, тот будет, боюсь, разочарован. Однажды Нина (Антонина) Георгиевна сама заговорила на эту щепетильную, очень сокровенную тему. Было это уже после смерти ее Генри.

Их союз вытерпел много испытаний, не всегда взаимоотношения были безоблачными. Когда Терпиловские жили в Перми, то даже чуть не расстались, и такое случилось. А, казалось бы, этого быть не могло – после всего, что пережили, после того, как она буквально вытащила из лагерей своего возлюбленного в 53-м, тогда уже сактированного, полуживого «доходягу»!..

В лирическом цикле стихов 1952 года, не предназначавшихся для ­публикации, адресованных только ей одной, Терпиловский провел краткий самоанализ и пришел к неутешительному выводу.

«…Я не стал властелином. Куда там!

Сам не знаю, кем стал я и чем.

Ни певцом, ни купцом, ни солдатом,

а вернее всего, что ничем».

Самим собой он становится только с возлюбленной своей подругой, вошедшей в его жизнь очень поздно и ставшей для ссыльного «лучезарной надеждой».

Шли годы сибирской ссылки Терпиловского – последней в его многострадальной жизни. До смерти Сталина, а значит до освобождения, оставалось меньше двух лет. Читая лирические стихи, написанные в неволе, отчетливо понимаешь: любовь помогала человеку выжить. Кратковременные свидания становились путеводными вехами в беспросветном лагерном бытии.

Нет, мы не будем углубляться в самую интимную область человеческих чувств, чтобы рассказать о том, сколь красив был их лагерный роман (да­да, несмотря на ужасающие бытовые реалии знакомства и свиданий за «колючкой»!) и сколь прочен все же оказался их брак, заключенный почти в аду (хотя официально расписались они уже будучи на свободе).

Одно меня только, признаться, поражает до сих пор. Как?то раз я спросил Нину Георгиевну, предлагал ли ей муж свои сочинения для исполнения как певице. Нет, оказывается, ни разу! «Хотя я и заговорила однажды с ним насчет этого», – добавила задумчиво вдова композитора.

Почему так? Возможно, не хотел даже здесь, что называется, смешивать отношения. Как и положено Рыцарю печального образа, на которого он был очень похож внешне, к избраннице своего сердца композитор относился трепетно, бережно и в рабочую лошадку не превращал.

Более всего этот «старомодный» человек был джентльменом в любви. Такая бытовая деталь: глазок на двери пермской квартиры он заказал под свой рост, потому что подумал в тот момент о том, что открывать дверь – обязанность хозяина. И когда его не стало, вдове приходилось подниматься на цыпочки, чтобы увидеть в дверной глазок пришедшего.

Живя рядом со своим Генри, его спутница вот так же постоянно поднималась на цыпочки, чтобы быть достойной этого необычного человека. Она очень хорошо осознавала его неординарность и жила, чтобы соответствовать хоть чуточку его уровню…

Воюющая муза

Свое «гнездышко» у четы Терпиловских появилось лишь в конце 50?х в Перми. Но – вот ужас! – из окна их кухоньки была видна новая «башня смерти» – так в народе быстро окрестили здание управления внутренних дел, увенчавшее Комсомольскую площадь в 51?м году. По проекту архитектора М. Перелешина были предусмотрены некоторые архитектурные «излишества» – колонки, лепные украшения и прочее.

«Однажды мы сидели с Генри, – рассказывала мне Нина Георгиевна, – и вдруг мне показалось, что за нами кто-то наблюдает. Взглянула в окно, и мне показалось, что на «башне смерти» не колонки стоят, а вертухаи на вышке…»

Понять новоселов было можно: после стольких лет жизни под наблюдением многое может причудиться. Хотя, с другой стороны, человек – существо, ко всему привыкающее. Даже к Сибири, оказывается, можно было привыкнуть и что-то или кого-то в той несвободной яви полюбить.

Теперь можно с уверенностью сказать: эта незаурядная женщина была достойна своего замечательного спутника. Заурядную он бы не полюбил. История будет неполной, если я не упомяну о том, что и на финальном отрезке жизненного пути подруга композитора оказалась способна на нестандартный поступок. Резкие действия вдовы не всегда были продуманны. Не все пошло впрок. Нина Георгиевна, распределяя архив Терпиловского, разругалась с одним архивным учреждением, часть ценных документов вообще исчезла неизвестно куда. Бесценное собрание в итоге оказалось распыленным, разрозненным, а частично и просто погибло.

Последнее ее волеизъявление касалось замены мемориальной доски, установленной на доме по ул. Газеты «Правда», 3 (ныне – ул. Павла ­Соловьева). Первый вариант доски, созданной известным скульптором Николаем Хромовым, получился выразительным, исполненным символизма: фигуру человека с дирижерской палочкой обрамляли с двух сторон мраморные колонки. Творец в тисках времени… Но именно эта «стиснутость» и не глянулась вдове; больше того, эта метафора мешала ей жить, она отравляла ее существование!

И Нина Георгиевна начала действовать. Она повела наступление в своем стиле, решительно и массированно. Через властные структуры, через газету (чуть не поссорилась со мной, писавшим на ту же тему, но потом все же сменила гнев на милость, пригласив в созданный ею же «художественный совет»). Много ценных вещей продала, но средства на новую доску все же изыскала…

Новая доска получилась неплохой, хотя и достаточно традиционно решенной (автор – В. Скрыльников). Надеюсь, не пропадет и прежняя мемория, так и не успевшая «постареть». Образ, найденный Н. Хромовым, можно разместить в здании бывшего Дворца культуры имени Свердлова (ныне – городской Дворец культуры имени А. Г. Солдатова), в котором работал композитор, – он по соседству.

Вот только жаль, что улочка так и не получила имя Терпиловского, хоть и была переименована.

Справка

В настоящее время богатейший архив Г. Р. Терпиловского раздроблен, хранится в нескольких местах: в Перми – в краевом музее (часть личных вещей, пластинки, документы; в краевом архиве ГАПК, в личном фонде В. Ф. Гладышева; в краевой библиотеке им. А. М. Горького (книги, программы, пластинки, многие с автографами); в Москве – в частных собраниях.